Типография могилевского Богоявленского братства
Типография могилевского Богоявленского братства
Типография могилевского Богоявленского братства – один из крупнейших центров белорусского кириллического книгопечатания. Более сорока изданий, вышедших из её стен с 90-х годов ХVII до конца ХVIII веков, - свидетельство последовательной издательской политики братства, художественное убранство этих книг - важный вклад в развитие белорусского искусства книги. Большинство могилёвских изданий имели титульные листы, были украшены фигуративными иллюстрациями, заставками, концовками, инициалами. Мастера могилевской братской типографии нередко помещали в одной книге иллюстрации-ксилографии и гравюры на меди, впервые в истории белорусской кириллической книжности оставляли на своих работах подписи. Художественный облик могилёвской братской книги – логическое завершение развития белорусского искусства оформления «стародруков», а в определенной степени и результат взаимопроникновения и взаимовлияния восточнославянских книжных традиций.
Связи могилёвской Богоявленской братской типографии с российскими книгоиздательскими центрами носили эпизодический характер и сводились к немногочисленным поездкам, личным контактам мастеров, обмену книгами.
В 90-е годы ХVII века – время особенно плодотворной деятельности братской типографии – могилевское братство состояло в регулярной переписке с братствами Киева и Львова, обращалось к ним за поддержкой и помощью. Кроме политических мотивов такая переписка скорее всего содержала и новости культурной жизни, в частности сведения об издаваемых в Могилёве книгах. Известно, например, что ведущий мастер могилёвской книги рубежа ХVII – ХVIII веков, арендатор братской типографии Максим Вощанка был в Украине известен: несколько строк из послания Киевского митрополита Варлаама Ясинского от 24 октября 1704 года к могилёвскому братству были непосредственно адресованы Вощанке. Между могилёвским и украинскими братствами существовал обмен книгами. Характерно, что даже сильно обедневшая к концу ХVIII века библиотека Богоявленского братства хранила многие изданные в Украине книги: «Евангелие учительное» (Киев, 1637), «Требник» (Киев, 1644), «Анфологион» (Львов, 1651), «Апостол» (Львов, 1666, 1690) и др.
Сравнение украинских изданий ХVII – ХVIII вв. с братскими могилёвскими книгами показывает, что последние находились под значительным влиянием украинских книжных традиций. Проявилось это как в подборе издаваемых книг, так и в непосредственном заимствовании отдельных композиций или их деталей, что свидетельствовало об общих художественных устремлениях белорусских и украинских гравёров. История белорусской книги знает и обратные примеры, когда белорусская книга оказывала определенное влияние на украинскую, однако могилёвская типография таких примеров не даёт: тут заимствования были односторонними, что объясняется, скорее всего, тем, что братская типография в Могилёве сложилась довольно поздно – только к концу ХVII века, тогда, как украинские братские книгоиздательские центры к этому времени работали уже давно и накопили значительный и ценный художественный опыт, вполне уместный для использования. Заимствование могилёвскими гравёрами опыта украинских мастеров особенно заметно в области книжной орнаментики – в частности при использовании заставок. Орнаментальные или фигуративные заставки украшают практически все книги могилёвской Богоявленской братской типографии, однако, показательно, что значение этого элемента с течением времени менялось: оно было тем большим, чем меньшую роль играла в книге иллюстрация. Так, в периоды расцвета фигуративной иллюстрации заставки и концовки словно бы отступают в могилёвских изданиях на второй план, что, впрочем, далеко не всегда сказывается на уровне их исполнения. В кризисные для типографии моменты, особенно начиная с середины ХVIII века, заставки, концовки, инициалы становятся единственными элементами художественного убранства братских книг. Известно, что заставка имела давние и прочные традиции в славянской книге: украшая сперва рукописную, а затем и печатную книгу, она была наиважнейшим элементом книжной орнаментики. В изданиях Францыска Скарыны заставка органично сочетала в себе как функциональные, так и эстетические качества. Сам Скарына писал, что “заставица” в его книгах “для лепшага разделения чтущим положена суть”. Особенно возрастает роль заставки в виленских изданиях первопечатника. В послескарининском кириллическом книгопечатании заставки, как известно, широко использовались в заблудовских изданиях Ивана Фёдорова и Петра Мстиславца, в орнаментике изданий виленско-евьинской и кутеинской типографий. С течением времени именно в их изданиях орнаментальные заставки сменяются заставками изобразительно-иллюстративными, которые были тесно связаны с идейно-содержательным построением книги. Фигуративные заставки составляют и самую обширную группу могилёвских заставок, именно они отличаются значительным композиционным и сюжетным разнообразием. Несмотря на то, что ни на одной из них нет авторской подписи вполне очевидно, что создавались они теми же мастерами, которые работали и над иллюстрациями. Наиболее распространённой в могилёвских изданиях была заставка, основу которой составляла фигуративная композиция на фоне растительного орнамента или параллельной штриховки. Такой принцип сочетания растительного орнамента и фигуративного изображения был распространён в южнославянских изданиях и украинских книгах.
По мнению украинского историка книжного искусства Я.Запаски фигуративные заставки в украинские старопечатные издания перешли из украинских рукописных книг ХVI – начала ХVII веков. Называя ряд прикарпатских рукописных книг («Евангелие» конца ХVI века, «Евангелие» 1602 года), исследователь утверждает, что именно их заставки стали прототипами графических украшений изданного в 1604 году в Стрятине «Служебника». Среди десяти заставок этого издания есть несколько фигуративных. Одна из них, в частности, представляет собой вытянутый по горизонтали прямоугольник, где на фоне растительного орнамента изображён картуш со сценой «Распятия». Возможно именно это изображение легло в основу могилёвской заставки с аналогичным сюжетом. Впервые появившись в «Псалтири» 1704 года, эта могилёвская заставка встречается также в «Псалтири» 1738 года, «Октоихах» 1730, 1740, 1754 годов, в «Трефологионе» 1748 года. Могилёвский мастер довольно точно заимствовал из украинского издания композиционное построение центрального клейма: и поворот фигуры Христа, и позы других персонажей старательно повторены. Отличие заключено только в том, что могилёвский мастер стремился укрупнить изображение в центре. Именно поэтому, очевидно, оно приближено к переднему плану и помещено не во вписанный в прямоугольник картуш, в круг, который выходит за его рамки. Отличается и растительный орнамент фона. Если украинский художник рисует растительные побеги с вплетёнными в них цветками василька, то белорусский мастер изображает грозди мелких плодов, напоминающих виноград.
После стрятинского «Служебника» фигуративные заставки появляются во многих украинских книгах: в стрятинском «Требнике» 1606 года , в «Триоди Цветной» (Киев, 1631) , в книге «Ключ разумения» (Львов, 1665) и др. Некоторые из размещенных в этих изданиях заставок послужили прототипами для могилёвских гравёров. Особенно большое влияние на братские книги оказали издания, напечатанные во Львове, в типографии М.Слёзки. Так, довольно распространённая в могилёвских книгах заставка с изображением головы Богоматери в круге, в одеждах, затканных звёздами, скопирована, скорее всего, из изданий М.Слёзки. Появившись во львовских книгах в середине ХУ11 столетия («Апостол» 1654, «Ключ разумения» 1665) заставка перешла в могилёвские «стародруки» в самом конце века («Небо Новое» и «Перло многоценное» 1699, «Псалтыр» 1704, 1738. Так же старательно была повторена заставка с изображением Богоматери в круге из львовских изданий М.Слёзки середины ХVII века. В могилёвских изданиях она появилась в конце столетия в книгах: «Небо Новое», «Перло многоценное» 1699 года, «Псалтырь» 1704 и 1738 гг., «Трефологион» 1748 года. Тщательно копируя композицию заставки, могилевский мастер, тем не менее, немного изменяет ее – он не прокладывает штриховку на лице, чуть раздвигает близко посаженные глаза, приподнимает уголки губ, в результате чего суровый образ Богоматери заметно смягчается, «очеловечивается». О знакомстве могилевских издателей с книгами, изданными в Киево-Печерской Лавре, убедительно свидетельствует заставка с изображением сцены «Покрова» из «Трефологиона» 1748 года, которая была заимствована из напечатанной в Лавре «Книги житий святых» Дм. Ростовского (Тупталы) в 1689 году. Несомненно, знали могилевские граверы и книги Новгород- Северской (позднее – Черниговской) типографии, чья орнаментика повлияла на могилевские издания конца ХVII – начала XVIII веков.
Выявленные многочисленные случаи заимствования могилёвскими мастерами заставок и концовок из украинских (стрятинских, львовских, киевских) изданий ХVI – ХVII вв. дают интересный материал, свидетельствующий как об общих художественно-эстетических поисках белорусских и украинских мастеров, так и о неповторимых пластических особенностях воплощения их замысла в рамках отдельных художественных школ. Приведённые примеры свидетельствуют о том, что могилёвская братская типография, поддерживая связи с близкими по духу типографскими центрами Украины, испытывала влияние украинских книжных традиций. Они не были определяющими, так как не затронули основу художественного оформления могилёвских братских изданий – фигуративную иллюстрацию, однако связи с украинскими книжными традициями обогатили белорусских мастеров его неоценимым опытом и не препятствовали самобытному, глубоко национальному развитию могилёвской школы гравюры.
Ссылки:
http://vuam.org.ua/uk/704:%D0%97%D0%B0%D1%81%D1%82%D0%B0%D0%B2%D0%BA%D0%B0_%D0%B2_%D0%BC%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D0%BB%D1%91%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D1%85_%D0%B1%D1%80%D0%B0%D1%82%D1%81%D0%BA%D0%B8%D1%85_%D0%B8%D0%B7%D0%B4%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%8F%D1%85_%D0%A5VII_%E2%80%93_%D0%A5VIII_%D0%B2%D0%B5%D0%BA%D0%BE%D0%B2:_%D0%B1%D0%B5%D0%BB%D0%BE%D1%80%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%BE-%D1%83%D0%BA%D1%80%D0%B0%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5_%D1%81%D0%B2%D1%8F%D0%B7%D0%B8